Сегодня я вернулся в начало. Мне трудно дался этот текст, хотя я и не претендовал на что-то. Да всё оттого, что это непростое испытание. Я не буду пытаться что-то выстроить из того, что мне удалось пережить и почувствовать на Острове. Пусть оно будет ровно так, как я это увидел – неровными углами моей памяти и души – просто моменты, просто отпечатки.
Дорога на Соловки начинается для каждого не в точке на карте, а где-то глубоко в душе, иногда там, куда сам ещё не докопался. Но сделать это нужно. Это без всякого пафоса, просто я так думаю.
Но, откуда бы вы не тронулись в этот путь, всё равно окажитесь на причале Рабочеостровска. Есть такое место на Белом море, о нём я уже пару слов писал ранее. Правда есть ещё другая возможность попасть на остров – самолётом или вертолётом из Архангельска, но я не думаю, что кто-то этим пользуется в сезон, разве что какие богатые, да ещё, если нужно спасать кого-то. А зимой остров изолирован, море не замерзает сразу и совсем, но покрывается «шугой» - толстым слоем не тающего снега и становится непроходимым для малых судов.
Мы приехали вечером, а автобус группы, с которой собирались на остров, должен был прибыть только утром. Так что, было некоторое время осмотреться.
Сам посёлок выглядит удручающе и, скорее жив, чем мёртв, только благодаря бесконечному потоку душ паломников к монастырю. Собственно, вся заметная жизнь в её проявлениях видна и кустится только вокруг причала. Въезд на территорию отгорожен шлагбаумом и, наверное, к тому есть основания.
Ну, ясное дело — сувениры, гостиница, общепит какой-то, переоборудованный из спального ж\д вагона магазин с вывеской «Одежда из Финляндии». Стоянка платная и совсем недешёвая — 300 рублей в сутки для таких как мы и 600 рублей для обычного автобуса. Кто-то предприимчивый взялся окучивать эту «плантацию», на которой теперь трудятся те, кто ещё по разным причинам не уехал отсюда и ещё при памяти, кто не оказался на Острове, но всё ещё хочет жить.
Очень холодно, я сильно промахнулся с одеждой, несмотря на определённый опыт и теперь ничего не остаётся, как с грустью махнуть жене в сторону финского благополучия в отдельно взятом вагоне. И только удивляешься - как это у них так быстро получается - и размер нужный находится сразу, и цвет и …все дела. Только цена как-то не очень… Ну, что делать, коммерческий расчёт «вагоновожатых» в части околевающих от холода паломников оказался правильным. Сам решил не сдаваться, «повезло», понятное дело - как обычно не оказалось моего размера. Позже мне сказали, что нам очень повезло с погодой.
Походил, сделал пару фотографий, включил отопитель и спать.
Утром проснулись от разговоров – пришёл автобус, пора в путь на остров. Жена сразу растворилась среди своих, а я стал рассматривать людей из группы.
На остров ходят два маленьких монастырских теплохода - «Святой Филипп» и «Святой Савватий». Оба старца, давшие имена, были первыми, вслед за Зосимой, пришедшими на эту суровую землю во имя Господа.
Странно видеть за штурвалом человека в монашеской рясе. Посёлок быстро остался сзади и за кормой повисли чайки. Повисли так, что кажется, можно дотронуться рукой. Их просят не кормить, потому что в порядке благодарности они гадят на палубу, что, как подумалось мне, очень частое явление и среди людей - в ответ на добро.
В трюме всё в иконах. Читают акафист. Наверху холодно, тут тепло. Я сажусь и почти сразу начинаю дремать.
«Остров» вразумил меня с первого шага в прямом и в переносном смысле. Паломники едут со своим хабаром и наша группа тоже, нужно было всё это разгружать. Наверное, так должно было сойтись – для вразумления, а можно сказать – обычное российское разгильдяйство. Себя даже и винить не в чем. Бывает так, что делаешь что-то в жизни не так и не то, и понимаешь это, ну и ждёшь тумаков от судьбы. Пошёл на «красный» - могут снести… Тут не было ничего. Шёл на «зелёный». Просто ступил на край трапа принять ящик с продуктами. Трап не раскреплен и я с двух метров боком валюсь с причала вниз на борт « Святого Филиппа». Сверху, на меня обрушился совсем не хрупкий трап. Ясно было, что он не из поролона и боль накрыла меня непроходимым на слух одеялом с головой.
Когда сознание стало проясняться, понял, что меня трясут за плечи сердобольные паломницы с криками: «Где тебе болит?»
Я не мог ничего сказать – болит везде – первое что смог: «Не трогайте меня» и подумал, почему они не говорят: «Что у тебя болит?»
Всё в жизни очень быстро: только что ты был ещё бравый солдат на выданье Судьбе, а тут, ты уже полное ……. Подбежала жена, отбила у сердобольных, помогла сесть. Первая мысль – ногу сломал. Попробовали вместе, толкнула в колено – вроде ничего. Посидел немного, помогла встать на одну ногу – два-то не один, доковылял до скамейки. Подошёл батюшка, долго задумчиво смотрел на меня и заключил: «Дефицит молитвы, Григорий, компенсируется скорбями.»
Ну, бааатюшка и на тооооом спасибо!
Говорят, что сюда приезжают не «зачем», а «для чего»… Если подумать, тут нет ничего нужного, полезного, что могло бы привлечь людей в обычной жизни. Тут есть только бесконечный холодный, пронизывающий до костей и отнимающий все силы ветер, полярная ночь, что кажется, не кончится никогда и очень короткое лето, когда природа спешит разрешиться и исполнить назначенное ей как тяжкое бремя. Оттого деревья тут все скрученные и как железо твёрдые, чтобы выстоять и не погибнуть, дожить до тепла. Тут, не моют золото и нет рудников, не ищут чего-нибудь ещё, чтобы потом обменять найденное на обычные мирские радости и жить потом в сытости, долго и счастливо…
Почему приехал я? Я не знаю. Наверное, задать себе самому вопросы, которых ещё сам не знаю, но которые обязательно должны появиться.
Тут нечего делать простым туристам. Конечно, можно приехать и раз взглянуть на монастырь и даже сфотографироваться на фоне Никольских ворот. Вот только зачем… Тут совсем не «all included», а не «included» напрочь… Приезжают какие-то немногочисленные финны, поверив рекламным проспектам, только совсем не надолго. Уж больно сурова и удручающа картина.
- аэропорт Соловки - диспетчерская
- 600 х400.JPG (22.71 КБ) Просмотров: 868
Если вы решитесь сюда приехать, а мне кажется, что это непростое решение (для меня было так), если вами конечно движет не праздный интерес, то ехать нужно с группой паломников и со священником. Конечно, можно приехать и самому в своей «самости», поселиться в гостинице и сходить на экскурсию, покрутить головой. Только нужно реально представлять, что это совсем не Минеральные воды, а вместо горы Машук с печально-благородной историей Лермонтова, тут горка Секирка обильно политая кровью людей которых сбрасывали, привязав проволокой к брёвнам, чтобы катились по камням донизу. Остров не откроет вам даже и той малости, что ещё возможна теперь, для неравнодушных.
Идти сам я почти не мог, хотя и порывался «геройски». Меня оставили на пристани с хабаром, приравняв к габаритному грузу. Приехала «буханка» с очень подвижным водителем старовером (как он сам рассказал), погрузились – я даже помогал – и поехали. Водитель сильно нервничал, потому что «никуда уже не успевал», а я подумал, что ничего в этой жизни тут, даже около Этого Всего не отличается.
Самый ходовой транспорт на острове это УАЗик, «буханка» и квадроцикл. Туристов возят на автобусах ПАЗ, но это реальное испытание, потому что сидя сзади, можно приложиться головой об потолок. Дороги на острове такие, что можно было бы выпускать машины специально для острова с двумя передачами: первая и вторая - больше всё равно не нужно.
Барак, в котором мы живём, вроде бы принадлежит монастырю, думаю, что строили его тоже ещё заключённые. Во всяком случае, кровати – я таких никогда раньше не видел – точно говорят о том, что тут ничего не менялось. Незаметно как-то вдруг нашлась кровать и для меня, с вырезанными прутьями в спинке, чтобы я смог вытянуть конечности. Ну, жизнь налаживается.
Батюшка видит меня насквозь и, время от времени, останавливает на мне свой взгляд. Что-то в это время происходит: то ли он молится о моей пропащей душе, то ли думает, что ещё из этого добра можно спасать…
Приглядываюсь к соседям: люди все эти очень разные, но и похожие.
Я всё думал - чем же похожи? И понял, что всё очень просто - у них уже есть ответ на вопрос «для чего?»
А иначе непонятно зачем ехать в такую даль, жить в бараке в комнатах по 12 человек, спать на матрацах сомнительной чистоты, на которых, наверное, ещё почивали от трудов праведных заплечных дел старатели.
Паломнический быт очень прост: что привезли с собой – тем и богаты. Никто и ничего тебе не должен. Есть барак в котором можно жить, кухня с печкой на дровах, матрац и койка. Из доступных благ: душ по расписанию и сортир.
На острове нет интернета. Наверное, это и правильно; всякие там сэлфики и смайлики отсюда не вылетают, но это уже как-то даже непривычно. На почте я спросил, есть ли тут Wi-Fi и получил ответ – нет, женщина посмотрела на меня странно и я понял, что вопрос бестактный.
Сегодня, одна паломница спросила меня нравится ли мне здесь. Я растерялся и не знал, что ответить. Потому что сам вопрос странный.
Как может нравится пыльный, запущенный и загибающийся посёлок с дорогами политыми кровью и потом тысяч людей, которые уже даже и не дороги, а направления.
Тут очень много необъяснимого. Разговорился с водителем пазика и я спросил как он сюда попал.
-Да. Вот приехал девять лет назад, посмотреть… да, так и остался. И теперь уже никуда.
На острове живёт около 1000 человек в летний сезон, когда к кому-то приезжают родственники или гости и душ 800 зимой.
Сегодня ночью во сне кто-то из моих соседей пел «Алилуйя»
Ночью меня кусают клопы. Точно также, с безразличием к убеждениям они грызли и тех многострадальных мучеников и тех мучителей, что согнали их сюда.
Мой совсем ещё молодой сосед по кровати слева читает Бориса Ширяева «Неугасимая лампада», а напротив мальчишка, ещё школьник, Достоевского «Преступление и наказание». Спрашиваю- что по программе что ли школьной надо, а он говорит - просто интересно. Ну, значит ещё не всё потеряно.
Батюшка не спит вообще, вернее сказать, я не вижу когда это происходит. Он боится потерять хоть минуту, всё время нужно что-то делать и куда-то двигаться. И это что-то для молитвы. Болит нога и я всё время просыпаюь ночью — его нет. А в 5.45 он командует «Братья, подъём, через 15 минут катер на острова, собирайтесь» Он не верит моему малодушию, что я не поеду и уговаривает: «Поехали, расходишься» Но нога у меня сильно распухла и я не могу понести даже такой малости, остаюсь. Да и побыть мне нужно одному…
Матушки всё-таки загнали меня в местную больницу, несмотря на то, что я передвигаюсь без посторонней помощи. Не глядя на мои уговоры, отконвоировали меня до кабинета и убедились, что я не сбежал - сижу без обмана под дверью. Больничка чистенькая, как положено, с фикусами. Со мной в очереди бодрая женщина из Архангельска, без видимых проблем со здоровьем и беременная из местных. Тут нет рентгена, нет врачей – врач есть один, как чеховский земский врач, который должен ответить на все вопросы. Мой вопрос простой: кости целы? Дернула за ногу и диагноз – целы, иначе ходить бы не смог, годен к нестроевой. Ну, и, слава Богу, мне большего и не надо.
Я иду по посёлку на «утреннюю», холодный ветер обгоняет меня клубами пыли. Никого не видно, те из паломников кто никуда не уехал, наверное, уже в храме. Очень болит нога. Я ковыляю и дорогой что-то из меня вытекает. Оно тихо и обильно течёт по щекам. Наверное, это грехи. И я думаю о том, что если это так, то мне так и ходить мокрому всегда, потому что грехи не кончатся никогда... Меня останавливает какая-то женщина с ведром и старая монахиня, которой она помогала:
-Мужчина, помогите донести ведро.
Мне хочется ответить: «Да, ……, кто бы меня донёс», но я беру это ведро и ковыляю, проклиная всё на свете.
Я иду к монастырю, вокруг которого крутится вся жизнь острова, но
ощущение такое, что его самого это никак не касается. Было бы всё это вокруг, весь этот хлам и суета, (а может, лучше бы и не было), ему всё равно. Он погружён в молитву и это главная стройка.
В монастыре идёт реставрация, но работы свёрнуты. Местные экскурсоводы говорят, что несметные средства выделенные государством, воруют быстрее, чем их успевают освоить. А монахи говорят, что пришло время, когда строить уже поздно и осталось время только молиться…
Да и нам всем тоже…
За свою советскую историю остров менял название. Был «СЛОН» –Соловецкий лагерь особого назначения, потом «СТОН» (что подходило больше к правде) – Соловецкая тюрьма особого назначения. Я думаю, что сегодня это – Соловецкий Монастырь Особого Назначения. Почему так? Да потому, что на острове, наверное, как нигде видно то страшное противоречие между тем, что творится в миру и тем восхождением душ, что идёт в монастыре. И оттого, что победит зависит и судьба России. Когда-то на острове было всё. В это трудно поверить, но в этом жестоком заполярье когда-то цвели цветы. Это был остров-сад, крепость государства и оплот душ, тут был тот эталон душ и колокол, что был слышен по всей России. Сейчас колокол звонит снова и если его услышат, то и Россия спасётся. Вот такое «Особое назначение…»
Когда прощались уже на материке, все меня обняли со словами: «Ну, пока, брат…» Было хорошо, светло и радостно. И я подумал, что может быть это чуть ли не единственное путное, что я сделал в своей несуразной жизни.
